В итоге в трюме «Прыгающей камбалы» оказались: пять бочонков можжевеловой настойки такой крепости, что жидкость полыхала синим огнём, а глотнувший эту жуть тоже начинал выдыхать пламя, аки заправский дракон. Десять бочек погабаритнее пшеничной водки. Копчёная пряная оленина — надо думать, закуска. Шкура гигантского чёрного пещерного медведя, убитого этой зимой патрулём в горах. Со шкурой в комплекте шло ожерелье из медвежьих же зубов и когтей впечатляющего размера. И, наконец, богато украшенные серебром с бирюзой — этот камень викинги почему-то любили особо, может, за «морской» цвет — щит и боевая кираса, сделанные из панцирей каменных собачек. Ас уверял, что из тех самых, которых мы уложили прошлым летом в горах. Броня из шкур горных иммунных к магии тварей была намного легче металлической, а по прочности не уступала лучшей стали. И, несомненно, на островах была запредельной редкостью. Бирюзу же, оказывается, добывали гномы у южных границ герцогства Сайгирн. Так что наши подарки должны были оценить.
И был ещё нюанс. Или урок, это уж как посмотреть. Когда я, разохотившись, захотела взять что-нибудь ещё, Аскани покачал головой. Хватит. Мы нужны викингам больше, чем они нам. А если привезти слишком много, станет похоже на задабривание и заискивание. Словно это не подарки, а дань.
Надеюсь, нам в ответ не подарят мамонтов.
Я, воспользовавшись советом Шона, взлетела, и тошнота и впрямь отступила. Учитель сказал, что в любом случае я бы скоро привыкла, а когда стану драконом, мне уже никакая морская болезнь страшна не будет.
Аскани, кстати, воспринял плаванье совершенно нормально — возможно, сыграла роль эльфийская кровь — ни зелёной физиономии, ни подкашивающихся ног. И Лив тоже. Выяснилось, что дядя Рыжика занимается ловом трески и камбалы, потому на морскую болезнь у Лива иммунитет с детства. Может, и вело когда-то — но он такого не припомнит. Зато сухопутный до сей поры Кай страдал вместе со мной. Но старался держаться. И даже опекать меня, спрашивая по три раза в час, не принести ли тайры или плащ от ветра, не отвести ли в каюту, не почитать ли мне вслух книжку… Я чувствовала себя неуютно от его заботы. Вроде, и ругать не за что — человек хочет сделать тебе приятное. Но тяготило ужасно. А ещё Кай единственный в нашей компании не знал, кто такой Шон. И говорить мы ему не собирались — нормальных ментальных щитов нет, зато есть куча дум о том, откуда взять деньги на новые платья сёстрам.
Вместе с аппетитом вернулось любопытство. Не знаю, понадобится ли мне это когда-нибудь, но я тоже с интересом слушала объяснения нашего капитана, Тарина тер Йоста по прозвищу Булинь, о назначении разных снастей, в том числе того самого булиня, порядке вахт и прокладке курса. Собственно, с ориентацией по сторонам света у нас, как у всех магов, проблем не было — мы чувствовали, где север, а где юг. Но как засечь направление по солнцу или звёздам и вычислить точное местоположение корабля в казавшемся бескрайним океане, я до сих пор не знала.
Я спросила лорда Тарина, почему тот плавает, возит пассажиров и грузы, даже при случае не брезгует ловом рыбы?
Капитан почесал забавно подстриженную прямоугольником бороду квадратной мозолистой ладонью, серые глаза улыбнулись:
— Я — младший сын младшего сына. Моей части наследства хватило бы на двухвёсельную шлюпку, не больше. Так что выбор был прост — или сидеть у родичей на шее, или податься в армию, или в море. Я выбрал море и не пожалел об этом ни разу. Сначала ходил юнгой, потом помощником капитана — грамотность помогла. Потом капитаном на чужом корабле. А теперь вот свой заимел. Сыновья подрастут, научу всему, что сам знаю, и тоже куплю им по шхуне. Теперь у меня денег хватит.
Сыновей у Булиня было трое, и он ими очень гордился.
Вообще, я так поняла, что команда на корабле — вроде семьи. Все моряки не первый год плавали вместе и работали дружно и слаженно, как пальцы одной руки. А ещё без конца подтрунивали друг над другом. Так, почти у каждого было прозвище. Кок звался Треской. А боцман — Морским Узлом. Сначала я решила, что это связано с нездоровой любовью последнего к приведению в порядок всех верёвок, снастей и канатов, попадавших в поле боцманского зрения. Узел и нас усадил учиться вязать полезные узлы, философски заметив, что «никогда не знаешь, что в жизни пригодится». Но потом выяснилось, что всё ещё хитрее. Оказывается, у боцмана была слабость — Узел обожал по три раза на дню мерить скорость корабля, которая тоже измерялась в узлах. Делалось это так: с кормы кидалась длинная верёвка — линь — с завязанными на ней узелками. Подсчёт узлов, проходивших за определённый отрезок времени через руку того, кто мерил, давал скорость. Под руководством Узла мы все по очереди забрасывали линь. А попутно выяснили, что говорить «узлы в час» неправильно и что скорость «Камбалы» — восемь узлов. Я прикинула — как лошадиная рысь.
А ещё сейчас была пора белых ночей. И это было странно и прекрасно — серовато-лиловое бескрайнее небо с бледными звёздами и полоса негаснущего оранжевого то ли заката, то ли восхода… И море было удивительным — мы доплыли до полей слабо светящихся в темноте водорослей. Шон объяснил, что дело в том, что в них содержатся соединения фосфора, которые днём вбирают свет, а ночью отдают обратно. В водорослях и солёной воде вообще много чего есть — потом он устроит нам практикум по трансмутации с морским уклоном.
Утром третьего дня я заметила впереди по курсу тёмное облако у горизонта. Даже не облако, так, непонятное колеблющееся скопище чёрных точек там, где вода смыкалась с ясным голубым небом.